II. ИИСУС И БОГ ЕВРЕЕВ

 «Поклоняющиеся Богу должны поклоняться Ему в духе и истине». — Иисус Христос.

Зоркие блюстители чистоты фундаментального иудаизма были крайне встревожены, наблюдая за растущей конкуренцией и угрозой в лице неугомонного галилеянина, Иисуса. Стабильно возрастающее число последователей, привлеченных его чудесами, острый ум и открытые, откровенные наблюдения, обнажавшие лицемерие религиозных вождей, создавали  атмосферу страха и антагонизма среди представителей религиозной верхушки.

Сколько мир помнит себя, страх религиозной конкуренции всегда приводил к слабо прикрытому состоянию войны со стороны официальных хранителей веры. В такой атмосфере едва ли найдется место для спокойного, открытого диалога о разногласиях. Уместно задать себе вопрос: как мы относимся к идеям, таящим угрозу, воображаемую или реальную, для взлелеянных нами убеждений. Идеальная реакция на угрозу — смиренное отношение ищущего человека, готового обсуждать преимущества и недостатки любых предлагаемых к рассмотрению воззрений. К сожалению, традиционные религиозные системы часто встречают покушение на их статус кво враждебностью и непримиримостью. Они грубо обходятся с нонконформистами.

В случае с Иисусом нетерпимые духовные лидеры пошли на поводу у своих страхов и вступили в заговор, чтобы раз и навсегда покончить с угрозой, которую они находили в растущем влиянии «учителя-выскочки»  на умы искателей истины из числа его слушателей. Евангелие от Марка повествует о непрерывных теологических сражениях, в которых представители двух спорящих религиозных фракций вступили в сговор и послали «к нему некоторых из фарисеев и иродиан, чтобы уловить его в слове» (Мар. 12:13). Лесть, с которой начинается их обращение, направлена на то, чтобы поймать Иисуса в свою паутину: «Учитель! Мы знаем, что ты справедлив и не заботишься об угождении кому-либо, ибо не смотришь ни на какое лице, но истинно пути Божию учишь» (Мар. 12:14). Такая вступительная уступка сменилась вопросами, придуманными для того, чтобы дискредитировать Иисуса в глазах его аудитории. Его проницательные ответы на эти трудные вопросы, тем не менее, вызвали восхищение, по крайней мере, одного открытого для диалога книжника.

Книжник (или учитель Библии) решил задать собственный вопрос. Его подход был прямолинейным, без лишних уловок или притворства. На современном языке это звучало бы так: «Какова суть, главная идея того, во что ты веришь и чему учишь? Какова важнейшая мысль твоей теологии?» Марк передает этот вопрос так: «Какая первая из всех заповедей»? Или, как, пытаясь передать атмосферу диспута, переводят некоторые: «Какая из всех заповедей самая важная?» (Мар. 12:28).

Минуя Декалог, Иисус обращается к следующему ниже Божьему изречению, так называемому «Шма»: «Слушай, Израиль! Господь Бог наш, Господь один; и возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею» (Втор. 6:4, 5; Мар. 12:29, 30). Люди, изучающие Библию, должны решить для себя, понимают ли они всю глубину этого фундаментального христианского ответа Иисуса. Он четко показывает, что относится к ветхозаветным словам Моисея как к вместилищу божественной истины.  Его понимание Бога опирается на источник, который, по мнению Иисуса и его собеседников, является первичным откровением. Иисус однозначно и недвусмысленно подтвердил главный принцип еврейской религиозной системы, безоговорочно утверждая, что подлинный Бог — один Господь, и, следовательно, только одна личность.

Последовавший за ответом обмен мнениями показывает, насколько принципиальным является предмет обсуждения. Трудно найти более вдохновляющие слова, чем эти, в которых сам Иисус закладывает фундамент истинной веры и понимания. Перед нами два религиозных еврея, беседующие о самом важном вопросе духовной жизни. Неправильный ответ Иисуса мог в один миг лишить его доверия со стороны еврейского общества. Однако ответ Иисуса сразу же вызвал одобрение монотеистически настроенного книжника. Его дружелюбная реплика выявляет глубину воодушевления, испытываемого им по отношению к историческому символу веры Израиля: «Хорошо, Учитель! Истину сказал ты, что один есть Бог и нет иного, кроме Него» (Мар. 12:32).

Для него, как и для любого ортодоксального еврея слова Иисуса могли означать только одноличного Бога Ветхого Завета. В знаменитом «Шма» («Слушай, Израиль») провозглашалось, что «Господь Бог наш, Господь один есть» (Втор. 6:4).

Бог один, говорит Иисус, и Он один Господь! (Мар. 12:29). Этот постулат, самый простой и понятный из всех догматов веры, проходит красной нитью по всему Ветхому Завету: «Ибо кто Бог, кроме Господа?.. Нет столь святого, как Господь; ибо нет другого, кроме Тебя; и нет твердыни, как Бог наш» (II Цар. 22:32; I Цар. 2:2).

Мог ли Иисус лелеять в своем сознании мысль о том, что сам он был еще одной, равной личностью Божества, а потому был Богом? Невозможно представить, чтобы у Марка здесь или в любом другом месте присутствовала подобная идея. Не было никаких разногласий между ортодоксальным богословом и Иисусом, основоположником христианской веры. Бог один и только один. Он один Господь. Таково стержневое утверждение Христа о природе Бога. Поскольку оно изошло из уст самого Христа, оно непременно должно стать ключевым символом веры христианства.

Заключительная реплика Иисуса показывает, что он разделяет мнение книжника: «Иисус, видя, что он разумно отвечал, сказал ему: недалеко ты от Царствия Божия» (Мар. 12:34). Эта фраза позволяет прийти к такому выводу: без разумной веры в Единого Бога евреев человек находится далеко от Божьего Царства. Открытые заявления Иисуса должны побудить нас сравнить наши собственные рассуждения по этому главному вопросу с его мыслями.

Важно заметить, что этот разговор произошел на поздней стадии служения Иисуса. Если бы он собирался ввести разрушительные, радикальные изменения в систему иудейского Богопонимания, именно сейчас и нужно бы было воспользоваться этой возможностью. Некоторые богословы попытались по-своему истолковать тот факт, что учение Иисуса не предлагает ничего нового по поводу природы Бога. Комментатор-тринитарист, Лорэн Боттнер, отмечает:

Тот факт, что доктрину [Троицы], сложную даже для нашего понимания, должны были принять в качестве христианской истины тихо и незаметно, без борьбы и без споров строжайшие монотеисты, безусловно, является самым замечательным явлением в истории философской мысли… Во времена написания новозаветных книг Троица уже была общепринятой доктриной¹.

Совершенно поразительное, противоречивое наблюдение. Прежде всего, честно признается факт, что еврейский народ, в число которого входят и двенадцать учеников-евреев, состоял сплошь из «строжайших монотеистов». Что касается заявлений о том, что идея о Троице была принята «тихо и незаметно в качестве христианской истины» и что «во времена написания новозаветных книг Троица уже была общепринятой доктриной», где же найти этому подтверждения, принимая во внимание ясное учение Иисуса в изложении Марка? Иисус, совершенно очевидно, ничего не знает о какой-либо Троице. Он не вводит никаких новых концепций о Боге. Он соглашается с Ветхим Заветом, еврейским книжником и миллионами евреев, жившими с тех пор, в том, что Бог — одна личность. Что же, в таком случае, мы должны сказать о традиционном христианстве, которое так долго проповедует идею Бога, отличную от той, которую провозглашал Иисус Христос?

Предположение Боттнера, похоже, игнорирует тот факт, что Евангелие от Марка отражает ту христианскую веру, в которую Церковь исповедовала в 80-х годах нашей эры. Боттнер вменяет Церкви первого века доктрину о Боге, которая стала официальным символом веры Церкви лишь в четвертом веке, но и тогда этот процесс сопровождался бурными протестами. Его вывод о том, что тринитаризм мгновенно прижился среди учеников Иисуса, совсем не учитывает состояния крайней чувствительности большинства евреев, входивших в состав первоначальной христианской Церкви, для которых идея Триединого Бога была чуждой, если не сказать кощунственной.

Самое раннее описание истории Церкви, Книга Деяний, сообщает о специальной конференции, на которой решались такие вопросы, как обрезание язычников, потребление в пищу продуктов, содержащих кровь, и мяса удавленных животных. Если такие практические вопросы считались достойными рассмотрения на формальном совете, то насколько же более достойным и важным должен был быть вопрос революционного перехода от веры в одноличного Бога к вере в Бога триединого, особенно если иметь в виду, что лидерами ранней христианской Церкви были те самые строжайшие монотеисты-евреи?

Еще более примечательным с точки зрения спора Иисуса с его основными оппонентами является следующий факт: ни разу в их спорах не было ни единого намека на обсуждение вопроса Троицы. Мы, безусловно, не забываем о споре, который произошел после заявления Иисуса о том, что он «Сын Божий». Однако это заявление не следует путать с более поздним учением Церкви о «Боге Сыне». По-прежнему ничто не может опровергнуть тот факт, что ни единая строка Нового Завета не выступает в поддержку Троицы. Это возможно лишь в том случае, если авторы книг Нового Завета никогда не слышали о Троице. Мессия рассматривается Новым Заветом как уникальный представитель Бога, назначенный Богом, но не как вторая личность Троицы.

Замечание Боттнера, похоже, игнорирует и дебаты второго и третьего веков нашей эры, вызванные попытками изменить учение о природе Бога, а также жесточайший диспут времен Никейского собора, когда христиан силой заставляли принять веру в предсуществовавшую вторую личность Божества, которую видели в Иисусе. «Американская энциклопедия», рассуждая о конфликте между веровавшими в одноличного Бога и теми, кто принимал двуединого и триединого Бога, приводит следующий важный комментарий:

Унитаризм как теологическое движение имеет более древнюю историю; по сути, он сформировался на десятки лет раньше тринитаризма. Христианство произошло от иудаизма, а иудаизм был строго унитарным. Путь от Иерусалима к [соборув] Никее был далеко не ровным. Тринитаризм четвертого века не отражал адекватно раннехристианского учения о природе Бога; наоборот, он являлся отклонением от этого учения. В результате он развивался на фоне постоянной унитарной или, по крайней мере, антитринитарной оппозиции².

Утверждение энциклопедии «Британика» показывает, насколько неточным является предположение о том, что тринитарный символ веры утвердился в среде самых первых верующих: «Тринитаристы и унитаристы продолжали противостояние, последние [унитаристы] в начале третьего века все еще составляли значительное большинство»³.

Ввиду этих документальных свидетельств нельзя утверждать, что доктрина Троицы была принята «в качестве христианской истины тихо и незаметно, без борьбы и без споров»⁴. Оценка Боттнера, похоже, идет вразрез с историей развития доктрины в течение трех веков.

Есть и другие недвусмысленные заявления, подтверждающие веру Иисуса в Бога иудаизма. Нет ни единого намека на появление второй личности Божества в прощальной молитве Иисуса, которой он молился перед окончанием своего служения. Незадолго до своей смерти он просил своего Отца об учениках, которых он оставлял продолжать начатую им работу. Обобщая суть истинной веры, он провозгласил: «Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, Единого (единственного) Истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа» (Иоан. 17:3).

Давайте обратимся к известному комментарию знаменитого отца Церкви. Августину было так трудно примирить этот первоначальный символ веры христианства с догматом Триединства, известным ему в пятом веке нашей эры, что этому безмерно влиятельному церковному вождю пришлось, по сути, переделывать фразу Иисуса, чтобы в Божестве ужились и Отец, и Сын. В своих «Проповедях по Иоанну» он выдвигает смелое предположение, что отрывок Иоанна 17:3 следует читать так: «Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя и Иисуса Христа, посланного Тобою, как Единого (единственного) Истинного Бога»⁵. Это дерзкое изменение текста Священных Писаний сильно искажает слова, сказанные  Иисусом. Иисус определяет себя как Мессию, отличного от Божества, которое состоит только из Отца. Мудрый верующий никогда не посмеет производить подобное насилие над Библией. Такое искажение текста лишь обнажает стремление Августина любыми способами найти свой символ веры в Писаниях.

Первоначальное заявление Иисуса не нуждается в толкованиях, будучи прямым и понятным. Иисус — личность, отделенная и отличающаяся от Отца, единственного истинного Бога. Иисус не был присовокуплен к Божеству. Трудно переоценить значение символа веры самого Иисуса. В греческом языке слово «единый (единственный)» — монос, которому соответствуют по значению несколько слов в русском языке. Оно может иметь следующие значения: «единственный», «один», «одинокий». Слово «истинный» в греческом — алефинос; оно означает истинность в аспекте подлинности, реальности. Стоящие рядом два греческих слова монос и алефинос означают, что Иисус видит своего Отца как единственного реального или подлинного Бога.

Посмотрим, в каком значении использует Иисус слово «единственный (единый)». Нет никаких сомнений по поводу значения слова и точности его перевода в Евангелии от Иоанна 17:3. Слово «единственный»   подразумевает обособленность и исключительность. Любое понятие, определенное словом «единственный», является единственным в своем роде — уникальным. Все остальное из него исключается. Если о чем-то сказано как о «единственном…», это автоматически означает, что нет ничего, кроме этого чего-то. В качестве другого библейского примера возьмем обращение Павла к Филиппийской церкви: «…ни одна церковь не оказала мне участие подаянием и принятием, кроме вас одних» (Фил. 4:15). Все остальные церкви исключаются Павлом из списка. В другом отрывке, говоря о Втором пришествии, Иисус говорит: «О дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, а только Отец мой один» (Мат. 24:36; Мар. 13:32). Только Отец знает, никому более не открыто это знание.

Нам не нужна армия богословов или лингвистов, чтобы понять эти высказывания. Все мы одинаково используем слово «единственный» с тех пор, как научились говорить. Мы все знаем, что значит «единственный». Иисус описал Отца как «единственного истинного Бога». Никто не спорит с тем, что Отец — истинный Бог. Но будьте внимательны: Отец — не только «Истинный Бог», Он еще и «единственный истинный Бог». Мы бы заподозрили неладное, если бы какой-то мужчина сказал, что имеет «единственную жену», в то время как его семья состояла бы из трех разных женщин, каждую из которых он называл бы единственной женой. В качестве «Единого Истинного Бога», или, выражаясь иначе, «единст­вен­ного, кто является истинным Богом», Отец Иисуса обладает уникальным, не имеющим себе равных статусом.

Еще одно высказывание Иисуса, записанное Иоанном, является убедительнейшим доказательством того, что Иисус продолжал верить в одноличного Бога евреев. Он говорит фарисеям: «Как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу, а славы, которая от единого (единственного) Бога, не ищете?» (Иоан. 5:44)⁶. Новая пересмотренная стандартная Библия (NRSV) переводит это место так: «тот, кто один лишь есть Бог». Трудно представить себе более очевидное унитаристское заявление. «Тот, кто один лишь есть Бог» продолжает ряд монотеистических утверждений, находящихся в книгах еврейского наследия Иисуса. Только Бог Израиля «один знает сердце всех сынов человеческих» (IIIЦарств 8:39). Езекия такими словами молился Богу: «Господи, Боже Израилев, сидящий на херувимах! Ты один Бог всех царств земли» (IIЦарств 19:15). Псалмопевец обращался к Богу: «…да познают, что Ты, Которого одного имя — Господь, Всевышний над всею землею» (Пс. 82:19), и еще: «Ты, Боже, един (один) Ты» (Пс. 85:10). Иисус вторит этим великолепным свидетельствам уникальной прерогативы Израиля хранить и оберегать монотеизм. Именно к Отцу обращены его слова «Единый Бог» и «тот, кто один лишь есть Бог». Это становится ясно из тех же слов, которые следуют непосредственно за ссылкой на «того, кто один лишь есть Бог» (Иоан. 5:44). Фарисеи не должны были думать, что Иисус будет обвинять их перед Отцом (Иоан. 5:45). Слова Моисея осуждали их за то, что они не узнали в Иисусе обещанного Мессию. С другой стороны, Иисус всегда искал славу только у «Пославшего его» (Иоан. 7:18). И действительно, Мессия был тем самым, на ком «Отец, Бог» положил печать Свою (Иоан. 6:27).

Иоанн характеризует Иисуса как еврея, верного строгому монотеизму своего народа и способного находить общий язык с иудеями, говоря о «том, кто один лишь есть Бог», о «Едином Истинном Боге», о Боге, который положил Свою печать благоволения на Своего уникального Сына. Если Отец Иисуса — «тот, кто один лишь есть Бог»⁷, очевидно, что никто другой не относится к этой категории. Иисус, каким мы видим его у Иоанна, безоговорочно разделяет унитарный монотеизм Израиля.

Иисус как Сын Божий

Несмотря на четкие заявления Иисуса, отражающие его верования и характеризирующие его как истинного сына Израиля, некоторые современные богословы стремятся, оправдать более поздние догматы, сформулированные в четвертом и пятом столетиях. Они считают, что Иисус, так или иначе, говорил о себе как о Боге, так как не отрицал, что был «Сыном Божьим». Однако часто используемое в тринитаристской литературе уравнение, в котором «Сын Божий» равняется «Богу», требует более подробного рассмотрения.

Клаас Руния является типичным представителем современной школы, которая считает, что термин «Сын Божий» естественным образом приводит к укорененному ортодоксальному догмату о том, что Иисус — это Бог Сын. Однако, что значит «быть Сыном Божьим» с библейской точки зрения?

Руния исследует значение титула «Сын Божий» в своей книге по христологии и приходит к категорическому выводу: если богословы будут опираться на значение этого титула в Ветхом Завете, то они придут к «совершенно противоположному тому, что сказано нам в Евангелии»⁸. Он утверждает, что звание «Сын Божий» в Новом Завете явно указывает на то, что Иисус является вечносущим Божеством.

Нет ни единого подтверждения тому, что Новый Завет отрекается от своих корней в Ветхом Завете и присваивает титулу «Сын Божий» значение, на которое нет и намека в Еврейской Библии. Значение же титула «Сын Божий», которое мы находим в Ветхом Завете, подрывает основу под тринитаристским учением. Словосочетание «Сын Божий» употребляется в разных случаях: при описании народа Израиля, его царя и даже ангелов в форме множественного числа. Ни в одном из этих случаев это звание не подразумевает Бога в триедином смысле. Гораздо больше проницательности по этому вопросу можно увидеть в статье другого ученого-библеиста, Джеймса Р. Брэйди, который говорит:

Когда Писания описывают Иисуса как Мессию, возможно, наиболее важным титулом, который они используют, является «Сын Божий». В таких отрывках, как Евангелие от Матфея 16:16 и 26:63 видно, что эти два звания — Мессия и Сын Божий — являются приложениями по отношению друг ко другу [один является определением другого]. Звание «Сын Божий», несомненно, берет свое начало в Ветхом Завете, в таких отрывках, как II Царств 7:14 и Псалом 2:7, где оно относится к Царю из дома Давида⁹.

Руния предлагает на основании Мар. 2:7 и Иоан. 5:18, где Иисус заявляет о себе, что он прощает грехи, и что Бог — его Отец, сделать вывод, что он считал себя Богом. Там, где Иисус говорит, что он «Сын Божий», от нас требуют поверить в то, что он считает себя Богом. Вместо того чтобы идти на поводу у враждебно настроенных фарисеев, опрометчиво критикующих заявления Иисуса, было бы мудрее самим поразмыслить над словами Иисуса, сказанными им в ответ на обвинение в богохульстве.

Принципиально важно не упускать из виду ветхозаветное значение титула «Сын Божий». Метод, при котором титул вырывается из своего библейского контекста и наполняется смыслом, которого нет в Писаниях, в корне ошибочен. Иисус обычно подкреплял свое учение Ветхим Заветом. Именно этот метод в другом случае, который мы еще рассмотрим, помог отразить аргументы еврейских религиозных вождей, когда они пытались ложно обвинить Иисуса в узурпации Божьих прерогатив. Иисус сетовал на то, что они неправильно понимали свои собственные священные книги.

Давайте для начала посмотрим на оба текста, предложенные Рунией. Согласно Марку, Иисус сказал расслабленному: «…Чадо! прощаются тебе грехи твои». Некоторые из книжников сказали себе: «Что он так богохульствует? кто может прощать грехи, кроме одного Бога?» (Мар. 2:5, 7). Заявление Иисуса о том, что он способен прощать грехи, похоже, делает его равным Богу. Чтобы пояснить свои слова, а также отразить критику, в которой Иисус усмотрел злое намерение, он сказал им: «Но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи, — говорит расслабленному: тебе говорю: встань, возьми постель твою и иди в дом твой» (Мар. 2:10, 11). Власть прощать грехи была передана Иисусу как Божьему представителю. Это ни в коей мере не делало его Богом; он был человеком, наделенным сверхъестественными силами в качестве представителя Бога, специально избранного Им. Смысл сказанных слов был прекрасно понят людьми вокруг. Они не подумали, что Иисус возомнил себя Богом, но посчитали, что Бог передал власть исключительного порядка в руки человека. Матфей пишет, что «народ же, видев это, удивился и прославил Бога, давшего такую власть человекам» (Мат. 9:8).

Ничто в этом отрывке не указывает на то, что находившиеся вокруг люди решили, что Иисус объявил себя Богом. Нет ни единого признака того, что был нарушен монотеизм Ветхого Завета. По сути, дело было совершенно не в том, что монотеизму Ветхого Завета грозила опасность. Оппоненты Иисуса затаили обиду на его заявления о том, что он уникальный посланник Бога, назначенный Самим Богом. Он имеет равный статус в какой-то определенной функции, но это не делает его равной вечносущей личностью Божества. Иисус весьма предусмотрительно указывал на то, что Сын не может сделать ничего сам от себя (Иоан. 5:19). Позже он передаст апостолам власть прощать грехи — однако это ответственность не давала им права быть частью Божества (Иоан. 20:23).

Нас радует заявление выдающегося профессора систематической теологии Фуллерской семинарии, главного редактора престижного «Нового Международного Словаря Теологии Нового Завета». Разъясняя вопросы, относящиеся к Троице, он говорит: «Главная проблема в том, как мы понимаем термин "Сын Божий…” Титул "Сын Божий” не является обозначением личности Бога и не отражает метафизические различия внутри Божества. По сути, чтобы быть Сыном Божьим, необходимо не быть Богом! Это название сотворенного существа, имеющего особые отношения с Богом. В частности, термин обозначает Божьего представителя, Божьего ставленника. Кроме того, Божьим Сыном называется царь»¹⁰. Богословы, которые голословно утверждают, что «Сын Божий» означает «Бог Сын», по словам Брауна, топчутся на месте из-за «систематически неверного толкования понятия "Сын Божий” в Библии».